Неточные совпадения
На другой день, проснувшись рано,
стали отыскивать"языка". Делали все это серьезно, не моргнув. Привели какого-то еврея и хотели сначала повесить его, но потом вспомнили, что он совсем не
для того требовался, и простили. Еврей, положив руку под стегно, [Стегно́ — бедро.] свидетельствовал, что надо идти сначала на слободу Навозную, а потом кружить по полю до тех пор, пока не явится урочище, называемое Дунькиным вра́гом. Оттуда же, миновав три повёртки, идти куда глаза глядят.
Работающему человеку никогда здесь не было мирной, свободной и общеполезной деятельности; едва успевши осмотреться, он уже чувствовал, что очутился каким-то образом в неприятельском
стане и должен,
для спасения своего существования, как-нибудь надуть своих
врагов, прикинувшись хоть добровольным переметчиком.
Мать считала их, мысленно собирая толпой вокруг Павла, — в этой толпе он
становился незаметным
для глаз
врагов.
Примирению же этому выставлялась та причина, что Варнава
стал (по словам Ахиллы) человек жестоко несчастливый, потому что невдавнях женился на здешней барышне, которая гораздо всякой дамы строже и судит все против брака, а Варнаву, говорят, нередко бьет, и он теперь уже совсем не такой: сам мне открылся, что если бы не опасался жены, то готов бы даже за бога в газете заступиться, и ругательски ругает госпожу Бизюкину, а особливо Термосесова, который чудесно было себя устроил и получал большое жалованье на негласной службе
для надзора за честными людьми, но
враг его смутил жадностью;
стал фальшивые бумажки перепущать и теперь в острог сел».
Впрочем, рассуждая глубже, можно заметить, что это так и должно быть; вне дома, то есть на конюшне и на гумне, Карп Кондратьич вел войну, был полководцем и наносил
врагу наибольшее число ударов;
врагами его, разумеется, являлись непокорные крамольники — лень, несовершенная преданность его интересам, несовершенное посвящение себя четверке гнедых и другие преступления; в зале своей, напротив, Карп Кондратьич находил рыхлые объятия верной супруги и милое чело дочери
для поцелуя; он снимал с себя тяжелый панцирь помещичьих забот и
становился не то чтобы добрым человеком, а добрым Карпом Кондратьичем.
Ступай в
стан князя Пожарского, ополчись оружием земным против общего
врага нашего и, если господь не благоволит украсить чело твое венцом мученика, то по окончании брани возвратись в обитель нашу
для принятия ангельского образа и служения господу не с оружием в руках, но в духе кротости, смирения и любви.
Юрий
стал рассказывать, как он любил ее, не зная, кто она, как несчастный случай открыл ему, что его незнакомка — дочь боярина Кручины; как он, потеряв всю надежду быть ее супругом и связанный присягою, которая препятствовала ему восстать противу
врагов отечества, решился отказаться от света; как произнес обет иночества и, повинуясь воле своего наставника, Авраамия Палицына, отправился из Троицкой лавры сражаться под стенами Москвы за веру православную; наконец, каким образом он попал в село Кудиново и
для чего должен был назвать ее своей супругою.
— Революционеры —
враги царя и бога. Десятка бубен, тройка, валет пик. Они подкуплены немцами
для того, чтобы разорить Россию… Мы, русские,
стали всё делать сами, а немцам… Король, пятёрка и девятка, — чёрт возьми! Шестнадцатое совпадение!..
Склонный и прежде к скептическому взгляду, он теперь
стал окончательно всех почти ненавидеть, со всеми скучать, никому не доверять; не говоря уже о родных, которые первое время болезни князя вздумали было навещать его и которых он обыкновенно дерзостью встречал и дерзостью провожал, даже в прислуге своей князь начал подозревать каких-то
врагов своих, и один только Елпидифор Мартыныч день ото дня все более и более получал доверия от него; но зато старик и поработал
для этого: в продолжение всего тяжкого состояния болезни князя Елпидифор Мартыныч только на короткое время уезжал от него на практику, а потом снова к нему возвращался и даже проводил у него иногда целые ночи.
А я сама себе не
враг, Евлампия Николаевна, и потому постараюсь во что бы то ни
стало выйти за Лыняева;
для этого я готова употребить все дозволенные и даже недозволенные средства.
Как русской, ты
станешь драться до последней капли крови с
врагами нашего отечества, как верноподданный — умрешь, защищая своего государя; но если безоружный неприятель будет иметь нужду в твоей помощи, то кто бы он ни был, он, верно, найдет в тебе человека,
для которого сострадание никогда не было чуждой добродетелью.
Андрей. Да так, хуже чего не бывает; и обманывали нас и грабили — это с нами за нашу глупость случалось, а такой обиды и во сне не снилось, и
врагу не пожелаем. Что я
для вас сделал — об этом я говорить не
стану, потому что вы за попрек сочтете, но я вам душу, душу отдал-с… Понимаете ли, душу отдал…
Живи только
для себя, и будешь чувствовать себя среди
врагов, будешь чувствовать, что благо каждого мешает твоему благу. Живи
для других, и будешь чувствовать себя среди друзей, и благо каждого
станет твоим собственным благом.
А
для него и
для сотен таких, как он, этот всероссийский город — очаг духовной жизни. Здесь
стали они любить науку, общественную правду, понимать красоту во всех видах творчества, распознавать: кто друг, кто
враг того, из-за чего только и стоит жить на свете.
Для борьбы же с своими
врагами они, не имея другого орудия, кроме насилия,
стали гнать, казнить, жечь всех тех, кто не признавал их власти.
Русские войска явились в Германию уже во время войны за австрийское наследство. Испуганный Фридрих поспешил заключить мир с Марией-Терезией до столкновения с ними. Когда, несколько лет спустя, Фридрих начал новую Семилетнюю войну с Австрией и против него вооружилась почти вся Европа, за исключением Англии, Елизавета Петровна
стала во главе союзников. Она говорила, что «продаст половину своего платья и бриллианты»
для уничтожения своего заклятого
врага.
— Да они, видно, у смерти на время выпрошены, — говорили они, — и грозны столько же
для нас, сколько и
для врагов, и тех и нас
станут морить не от меча-кладенца, а от смеха.
— Да они, видно, у смерти напрокат выпрошены, — говорили они, — и грозны столько же
для нас, сколько и
для врагов, и тех, и нас
станут морить не от меча-кладенца, а от смеха.
Окружив себя лицами, враждебными всесильному графу, он увидал, что эти лица далее глумления над царским любимцем «за стеною» не идут и от них ему нечего ждать нужной протекции, а между тем, чувствовать себя выкинутым за борт государственного корабля
для честолюбивого Зарудина
стало невыносимым, и он решил обратиться к тому же, как он уверял всех, злейшему
врагу его — графу Аракчееву.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами
стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах
для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути
врагу, так и вновь устроенными на поражение оного везде, где только появится.
Ах! мысль о той, кто всё
для нас,
Нам спутник неизменный;
Везде знакомый слышим глас,
Зрим образ незабвенный!
Она на бранных знаменах,
Она в пылу сраженья;
И в шуме
стана и в мечтах
Весёлых сновиденья.
Отведай,
враг, исторгнуть щит,
Рукою данный милой;
Святой обет на нём горит:
Твоя и за могилой!
И
для меня
стало очевидным, что, говоря: вам сказано: люби ближнего и ненавидь
врага, а я говорю: люби
врагов, Христос говорит о том, что все люди приучены считать своими ближними людей своего народа, а чужие народы считать
врагами, и что он не велит этого делать.
Певец
Друзья, кипящий кубок сей
Вождям, сраженным в бое.
Уже не при́дут в сонм друзей,
Не
станут в ратном строе,
Уж
для врага их грозный лик
Не будет вестник мщенья,
И не помчит их мощный клик
Дружину в пыл сраженья;
Их празден меч, безмолвен щит,
Их ратники унылы;
И сир могучих конь стоит
Близ тихой их могилы.